Лили вспыхнула, но невыносимый Дон Фергюсон уже двигался вперед.
Через пару минут она догнала его и снова пошла след в след. Странно, но сообщение о змеях, которых она обычно боялась панически, почти не взволновало Лили. Никакая змея, на полном серьезе думала Лили Норвуд, не пожелает оказаться рядом с Доном Фергюсоном.
Раш услышал звук подъезжающей машины задолго до того, как сама машина показалась за деревьями. Огромный бронированный джип рычал, как разъяренный лев. Раш усмехнулся и поднял с пола книжку. Стихи Киплинга.
Дункан Малкехи терпеть не мог книг. Уверял, что все писатели — придурки. Раша это утверждение всегда веселило.
Еще несколько минут ожидания, затем громко хлопнула дверца, и на дорожке возник смерч. Смерч ворвался в гостиную, опрокинул стул, разбил вдребезги напольную вазу и прогремел:
— Где эта ваша девка?!!
Раш невозмутимо заложил страницу кожаной закладкой и поднял голову.
— Строго говоря, это ваша девка. Добрый день, Дункан.
Дункан Малкехи потрясал воображение. Рыжий, огромный, он почти упирался головой в потолок. Громадные кулаки судорожно сжимались и разжимались, маленькие серо-голубые глазки были налиты кровью. На безутешного отца, только что потерявшего двоих сыновей, Малкехи похож не был. Скорее, на дикого вепря, у которого из-под носа увели добычу — чем там питаются дикие вепри?
— Какой, к дьяволу, добрый! Ты что, смеешься? Мои парни лежат в моем собственном доме, у Гарри дырка в груди, а у Базза снесено полбашки. Ты называешь это добрым днем? За мной охотятся полиция, три шерифа и уйма налоговых инспекторов, черномазые взбунтовались на прииске святой Маддалены, конкуренты почуяли, что у меня неприятности, и обстреляли бар в Макомбе — это ты называешь добрым днем?!
— Полагаю, большая часть этих неприятностей началась не сегодня.
— Пис-сатель! Убийство моих сыновей он называет неприятностью.
— Дункан, я вам соболезную, но с общечеловеческой точки зрения совершенно не испытываю скорби. Мы оба с вами знаем, что они у вас были не очень…
— Ладно, Раш. Не зарывайся. Раз мы оба знаем, то и говорить не о чем. Они были моими детьми. Я баюкал их в детстве и носил на закорках, учил их кататься верхом и возил с собой на прииски…
— Лучше бы вы отправили их в колледж. Бросьте, Дункан. Давайте к делу. Какого черта вы сюда приехали, разбили вазу и орете на меня?
— Потому что это ты во всем виноват. Ты привез сюда эту сучку
— Фи, мой друг, она все-таки дама. И привез я ее по вашему указанию. Если бы не ваш неуместный приступ сентиментальности, мисс Норвуд сидела бы в своей Англии и знать про вас ничего не знала.
— Я хотел ее найти, чтобы дать ей то, что ей причиталось. Какого черта она убила моих парней?
— Честно говоря, зная ваших парней, думаю, что это была самооборона, но если вы хотите более обоснованного ответа… Может, она оказалась умнее, чем вы думали?
— Я вообще не думал, это твоя задача. Я изложил тебе факты, а ты загорелся.
— Я люблю романтические истории, виноват. Грешен, можно сказать. Да и вы, Дункан, тоже не так уж меркантильны. Завещание, небось, уже переписали? Учли дочку?
— Не твое дело. Завещание завещанием, а только теперь я ее убью. Давай ее сюда.
— Не могу. Ее здесь нет.
— Врешь!
— Не вру. Хотите — обыскивайте дом.
Дункан некоторое время сопел, потом вытащил что-то из кармана и швырнул на колени Рашу.
— Ты это у нее видел? Лежало рядом с Баззом.
Раш смотрел на газовый шарф, расшитый золотыми бабочками и листьями папоротника. Впрочем, сейчас это была всего лишь бурая от крови тряпка.
Она сказала, что видела их живыми, а потом уехала…
И тем не менее шарф ясно указывает, что она была там в момент убийства.
Скверно, очень скверно для Лили Норвуд.
— Это ее вещь. Она вчера в ней была. Дункан, мне жаль, но я действительно мало знаю. Поговорили бы с ней сами, но только когда успокоитесь.
— Успокоюсь? А как я могу успокоиться? Эта тварь, которую я собирался озолотить, убила моих мальчиков, хладнокровно застрелила их и уехала.
— Эта тварь — ваша дочь.
— Что? Да при чем тут… Ладно, не время! Раш, если ты не хочешь, чтобы я разнес всю эту халупу по бревнышку, скажи, куда она делась. Я не буду ее убивать сразу, это я обещаю. Я просто посмотрю ей в глаза и спрошу, зачем она это сделала.
— Поскольку вы уверены, что она сучка, могли бы догадаться сами. Сучка должна быть жадной и алчной. Если она ваша дочь, значит, может рассчитывать на одну треть вашего состояния. Если ваши сыновья мертвы, ей достанется все. Конечно, при условии что она действительно сучка…
Дункан неожиданно хищно ухмыльнулся и покрутил перед носом Раша громадным грязным пальцем.
— Сразу видно, что ты писака, и в башке у тебя одни бредня пополам с охами и вздохами. Раз уж она так здорово все придумала, на кой черт ей оставлять в живых свидетеля? Сондерса? И потом, неужели она рассчитывает, что теперь я ей хоть что-то…
— Если вы еще не изменили завещание — а вы не могли успеть сделать это, — то запросто.
— Каким образом?!
— Очень простым. Убив вас. После гибели всех Малкехи она останется единственной наследницей, разве не так?
— Ты ее вроде защищал?
— Дункан, я предоставляю вам полную свободу мысли и действия. Я писатель, инвалид, одинокий человек. Мой удел — сочинение историй, похожих на жизнь. Я эту жизнь изучаю, учусь у нее неожиданным поворотам сюжета, использую различные ситуации. Человек Джерри Раш очень неплохо относится к девушке Лили Норвуд, но то, что я вам рассказал, вполне имеет право на существование. Это не вымысел, а одно из возможных объяснений ситуации. Это может оказаться правдой — или ложью. Для того чтобы это выяснить, вам и надо успокоиться, найти Лили и поговорить с ней. С вашим знанием жизни и людей…